Высокую технологичность этой отрасли лучше всех объясняет популярное среди специалистов выражение: «Попробуйте ночью при сильном ветре опустить с Эйфелевой башни соломинку длинной 300 метров в фужер шампанского». Так в середине минувшего столетия французский военный океанограф Клод Рифо отреагировал на очередной технологический прорыв США - строительство в 1948 году первой в мире плавучей нефтяной платформы Kermak-16 для добычи нефти и газа в Мексиканском заливе. Эта платформа стоила всего $230 тыс. и работала на мелкой глубине воды в 6 метров.

До этого технологического прорыва, датой первого выхода нефтяников на шельф считались 1896-й и 1905-й годы. К первой дате относится строительство насыпи на побережье Калифорнии, которое так и не завершилось возведением платформы. Через 10 лет «платформенный» выход в море нефтяникам все же удался. Этот шаг осуществила группа инженеров, во главе которой стоял строитель Херсонского навигационного канала поляк Павел Потоцкий. Он развернул первый морской промысел в Баку, тогдашней мировой столице добычи нефти. Тогда добыча велась на прототипах будущих платформ.

Позже, когда Азербайджан стал частью СССР, Потоцкий стал первым директором госпредприятия «Азнефть». Однако, чрезмерно науко- и капиталоемкая морская добыча в Совесткой России как-то откровенно не прижилась, и предпочтение отдавалось сухопутным месторождениям сначала Украины и Повольжья, а затем Сибири.

Что касается Азербайджана, то его морские запасы было решено разрабатывать с насыпей на побережье, или же, со стационарных эстакадных платформ, апробированных еще Потоцким. Первая из таких ярко живописных эстакад - знаменитый «надводный город» Нефтяные Камни - заработала в Баку сразу после Второй мировой войны, в 1947- 1948 годах.

В отличие от СССР, США сделали ставку на более дорогие технологии «самоходных» платформ. Сразу после подведения итогов работы Kermak-16, в 1954 в Мексиканском заливе заработала первая в мире полноценная самоподъемная погружная буровая платформа (СПБП), с красноречивым названием Mister Gas. Примечательно, что лидером процесса выхода газовиков и нефтяников в море стала отнюдь не нефтяная компания. Ею была горнодобывающая Kerr McGee Inc., котрая на то время была главным производителем природного урана в США. Ее близость к Вашингтону привела к неизменной традиции - с тех пор и поныне расходы частных иневторов на разработку шельфа в США почти на 80% компенсируются за счет госбюджета.

Открытые месторождения передаються в стратепгический резерв государства. «Откупоривают» его, то бишь распломбируют и заселяют готовые к работе нефтяные платформы, все те же частные компании. Они предоставляют госбюджету США весомые деньги для компенсации внеплановых расходов, например, на на зурбежные военные операции. Первым признаком их подготовкии считаются заявления Вашингтона о раскрытии стратегического резерва. После которых (этот почти аксиома) следует ценовой обвал на мирових нефтяных биржах.

Подобный акцент США на резервах шельфа привел к тому, что в течение нескольких десятилетий ХХ века индустрия производства платформ принесла миру самые большие инженерные сооружения в истории человечества.

Сначала это были американские платформы, затем- европейские Ekofisk (более 0,2 млн. т) и Ninian ( 0,6 млн. тонн). На рубеже веков, появились настоящие исполины - платформы Troll с водоизмещением 0,8 млн. тонн и Hibernia водоимзмещением болем 1 млн. тонн.

Какое-то время СССР не реагировал на этот процесс и предпочитал жить за счет доходов исключительно от добычи на суше. Моря Кремль боялся. На то были веские естественные причины. 100% морских запасов бывшего СССР были сосредоточены в приграничных зонах - Сахалина, Калининградской области и водах Каспийского и Черного морей. А готовясь к войне за право ощасливить всю планету, начинать добычу стратегического сырья возле границ считалась делом не логичным.

Ситуация изменилась в 1970-е годы, когда СССР со значительным отставанием от США, все же пришлось взяться за такое капитало- и наукоемкое дело, как строительтство платформ. Причины были не внутренние, а сугубо внешние: открытия гигантских морских месторождений в бывших странах «советскогот лагеря», Анголе и Вьетнаме. Для поддержки вассальных режимов СССР, а также их изоляции их от западных технологий СССР взялся за разработку собственных платформ серии «Каспий» и «Шельф». Перовначально разработку было решено возложить на КБ Петербурга, ближе к заводу «Выборгская верфь».

Но в итоге выбор пал на закрытый для иностранцев Севастополь, которые находится ближе к основным производителям нефтяных танкеров в СССР: николевскому «ЧСЗ» и керченскому заводу «Залив». С того времени, единственным разработчиком СПБУ в бывшем Союзе стало севастопольское КБ «Коралл», разработчиком их оснащения - севастополькое КБ «Таврида». Производство разделили между заводами «ЧСЗ», астрахаснкими «Астраханский Корабел» («Астра») и «Красные баррикады», а также «Выборгская Судоверфь». Монополистом производства подводной части стационарных платформ стал Баку и местный «Завод Глубоководных оснований имени Гейдара Алиева». Многие азербайджанцы, кстати, уверены в том, что первый президент их республики Гейдар Алиев, как бывший глава КГБ АзССР, в конце ХХ века имел прямое отношение к заимствованию «платформенных» технологий США: ради процветания Баку, конечно.

Длительный период, главным крупным достижением украинского КБ «Коралл» была поставка платформ для освоения месторождения White Tiger во Вьетнаме. Сегодня оно одно дает в год 12 млн. тонн нефти, что больше добычи всей Украины. Однако, все изменилось в начале ХХI века, когда нефтяной бум на шельфе Азербайджана и Казахстана стал свершившимся фактом. С этого времени стагнация предприятий платформенного судостроения Украины закончилась. Все они приобрели новых инвесторов - «ЧСЗ» стал собственностью российского холдинга «Смарт Групп», а «Коралл» стал собственностью российской корпорации «Группа Каспийская Энергия».